Неточные совпадения
Я
выслушал его молча и был доволен одним: имя Марьи Ивановны не было произнесено гнусным злодеем, оттого ли, что самолюбие его страдало при мысли о той, которая отвергла его с презрением; оттого ли, что в
сердце его таилась искра того же чувства, которое и меня заставляло молчать, — как бы то ни было, имя дочери белогорского коменданта не было произнесено в присутствии комиссии.
— Ради Бога, воротись! — не голосом, а слезами кричал он. — Ведь и преступника надо
выслушать… Боже мой! Есть ли
сердце у ней?.. Вот женщины!
Выслушайте же до конца, но только не умом: я боюсь вашего ума;
сердцем лучше: может быть, оно рассудит, что у меня нет матери, что я была, как в лесу… — тихо, упавшим голосом прибавила она.
У Луки екнуло
сердце от этих слов, и он раскрыл рот, приготовившись
выслушать неприятное известие.
Когда башкирам было наконец объявлено, что вот барин поедет в город и там будет хлопотать, они с молчаливой грустью
выслушали эти слова, молча вышли на улицу, сели на коней и молча тронулись в свою Бухтарму. Привалов долго провожал глазами этих несчастных, уезжавших на верную смерть, и у него крепко щемило и скребло на
сердце. Но что он мог в его дурацком положении сделать для этих людей!
Неожиданное же и ученое рассуждение его, которое он сейчас
выслушал, именно это, а не другое какое-нибудь, свидетельствовало лишь о горячности
сердца отца Паисия: он уже спешил как можно скорее вооружить юный ум для борьбы с соблазнами и огородить юную душу, ему завещанную, оградой, какой крепче и сам не мог представить себе.
Время шло. Над Егоркой открыто измывались в застольной и беспрестанно подстрекали Ермолая на новые выходки, так что Федот наконец догадался и отдал жениха на село к мужичку в работники. Матренка, с своей стороны, чувствовала, как с каждым днем в ее
сердце все глубже и глубже впивается тоска, и с нетерпением
выслушивала сожаления товарок. Не сожаления ей были нужны, а развязка. Не та развязка, которой все ждали, а совсем другая. Одно желание всецело овладело ею: погибнуть, пропасть!
Предупреждение во всяком случае напрасное: князь наверно не выговорил бы ни одного слова во всю дорогу и без приказания.
Сердце его застучало ужасно, когда он
выслушал о скамейке. Чрез минуту он одумался и со стыдом прогнал свою нелепую мысль.
Ты пишешь, что стараешься любить своих начальников и делать им угодное. Судя по воспитанию, тобою полученному, я иного и не ожидала от тебя. Но знаешь ли, друг мой, почему начальники так дороги твоему
сердцу, и почему мы все,tous tant que nous sommes, [все, сколько нас ни на есть (франц.)] обязаны любить данное нам от бога начальство? Прошу тебя,
выслушай меня.
Однако с течением времени и это скромное правило перестает уж казаться достаточным. Солидный человек все больше и больше сближается с ненавистником, благоговейно
выслушивает его и поддакивает. По-видимому, он находит это и небезвыгодным для себя. Наконец, он и за собственный счет начинает раздувать в своем
сердце пламя ненавистничества.
Это он-то довилялся! Он, который всегда, всем
сердцем… куда прочие, туда и он! Но делать нечего, приходится
выслушивать. Такой уж настал черед… «ихний»! Вчера была оттепель, а сегодня — мороз. И лошадей на зимние подковы в гололедицу подковывают, не то что людей! Но, главное, оправданий никаких не допускается. Он обязан был стоять на страже, обязан предвидеть — и всё тут. А впрочем, ведь оно и точно, если по правде сказать: был за ним грешок, был!
— Нет, пусть
выслушает правду. Я мигом кончу. Скажи, пожалуйста, Александр, когда ты клеймил сейчас своих знакомых то негодяями, то дураками, у тебя в
сердце не зашевелилось что-нибудь похожее на угрызение совести?
Виргинский в продолжение дня употребил часа два, чтоб обежать всех нашихи возвестить им, что Шатов наверно не донесет, потому что к нему воротилась жена и родился ребенок, и, «зная
сердце человеческое», предположить нельзя, что он может быть в эту минуту опасен. Но, к смущению своему, почти никого не застал дома, кроме Эркеля и Лямшина. Эркель
выслушал это молча и ясно смотря ему в глаза; на прямой же вопрос: «Пойдет ли он в шесть часов или нет?» — отвечал с самою ясною улыбкой, что, «разумеется, пойдет».
— Не отвергай меня, отец мой! — продолжал Максим, —
выслушай меня! Долго боролся я сам с собою, долго молился пред святыми иконами. Искал я в своем
сердце любви к царю — и не обрел ее!
Отставной прокурор
выслушал его внимательно, понюхивая табачок из табакерки, украшенной изображением полногрудой нимфы, и искоса посматривая на гостя своими лукавыми, тоже табачного цвету, глазками;
выслушал и потребовал «большей определительности в изложении фактических данных»; а заметив, что Инсаров неохотно вдавался в подробности (он и приехал к нему скрепя
сердце), ограничился советом вооружиться прежде всего «пенёнзами» и попросил побывать в другой раз, «когда у вас, — прибавил он, нюхая табак над раскрытою табакеркою, — прибудет доверчивости и убудет недоверчивости (он говорил на о).
О, дай забыть хоть на единый час
Моей судьбы заботы и тревоги!
Забудь сама, что видишь пред собой
Царевича. Марина! зри во мне
Любовника, избранного тобою,
Счастливого твоим единым взором.
О,
выслушай моления любви,
Дай высказать все то, чем
сердце полно.
При появлении этой добродушной толстой фигуры Дон-Кихот громко щелкнул каблуками и повернулся к нему спиной… Бабушка теперь уже не могла усмирять расходившегося дворянина: она
выслушивала, как губернатор репрезентовал ей заезжего гостя и потом как сам гость, на особом французском наречии, на котором говорят немцы, сказал княгине очень хитро обдуманное приветствие с комплиментами ее уму,
сердцу и значению.
Если я
выслушиваю жалобу человека, попавшегося впросак, угнетенного, обиженного, принимаю эту жалобу к
сердцу, предпринимаю ходатайства, хлопоты — я тоже приношу жертву положительную.
— Плутовка! если бы ты знала, как ты прекрасна: разве у стариков нет
сердца, разве нет в нем уголка, где кровь кипит и клокочет? — а было бы тебе хорошо! — если бы —
выслушай… у меня есть золотые серьги с крупным жемчугом, персидские платки, у меня есть деньги, деньги, деньги…
Говоря мальчику обычные слова увещаний, Пётр вспоминал время, когда он сам
выслушивал эти же слова и они не доходили до
сердца его, не оставались в памяти, вызывая только скуку и лишь ненадолго страх.
Я ведь наверное знаю, что я не скуп; я даже думаю, что я расточителен, а между тем, однакож, с каким трепетом, с каким замиранием
сердца я
выслушиваю крик крупёра: trente et un, rouge, impair et passe, или: quatre, noir, pair et manque!
— Ведь в него и наша-то влюблена, — заметила горничная Лизаветы Васильевны на слова Марфы и вечером, раздевая барыню, никак не утерпела, чтобы не рассказать ей новости, сообщенной Марфою, и с некоторыми даже прибавлениями. Лизавета Васильевна,
выслушав весь этот рассказ, сначала вспыхнула, а потом страшно побледнела, как будто бы вся кровь бросилась к
сердцу.
— Да, мне будет легче, — подсказал офицер и бросил на скамейку свою фуражку. — Я не хочу, чтобы обо мне думали, что я негодяй и буян, и оскорбляю женщин. Довольно того, что это было и что причины этого я столько лет таил, снося в моем
сердце; но тут я больше не выдержал, я не мог выдержать — прорвало. Подло, но надо знать, за что. Вы должны
выслушать мою повесть.
Люди смятённые,
Дьяволовы пленные,
На вечные муки осуждённые!
Выслушайте слово,
От чистого
сердца,
От божьего разума сошедшее к вам…
Городищев. Вам предстоит
выслушать признательность преданности еще более пылкой, — от человека, который нигде в целом свете, — ни в Европе, ни в Америке, не встречал такого нежного и благотворительного
сердца.
Я как
выслушал его, как был — встал, подошел к окну, засветил светильню да и сел работу тачать. Жилетку чиновнику, что под нами жил, переделывал. А у самого так вот и горит, так и ноет в груди. То есть легче б, если б я всем гардеробом печь затопил. Вот и почуял, знать, Емеля, что меня зло схватило за
сердце. Оно, сударь, коли злу человек причастен, так еще издали чует беду, словно перед грозой птица небесная.
Когда я вошел, Павел Иваныч, щуря глаза, бесконечно сопя и пыхтя,
выслушивал ее
сердце.
У нее был порок
сердца с очень характерным предсистолическим шумом; профессор рекомендовал нам почаще
выслушивать ее.
Тот тщательно
выслушал ей грудь,
сердце. Осмотрел горло, глаза, причем страшный предмет, испугавший на первых порах девочку и оказавшийся докторской трубкой для выслушивания, теперь уже не страшил ее. Покончив с освидетельствованием новенькой, Николай Николаевич сказал...
— Покуда этот коршун хочет выклевать мне глаза, чтобы я не видал его коварных замыслов. Но пусть прежде выпьет
сердце мое! Пора к развязке! Я не могу долее терпеть мое унижение, которое доселе скрывал от вас, сберегая ваше здоровье. Один из нас должен очистить другому место, но не иначе, как мертвый. Дорого ценю ваши милости и не дешево уступлю их.
Выслушайте меня, ваше величество; я прошу, я требую этого, и теперь же.
Ермак Тимофеевич с болью в
сердце выслушал гонца и наказал ему не говорить лишнего о бедствиях в Сибири строгановским людям и прибывшим ранее казакам, объявил, что двинется обратно через несколько дней.
— Надевайте-ка своих жаворонков на голову и
выслушайте меня. Мне есть до фельдмаршала Бориса Петровича слово и дело; царю оно очень угодно будет; узнает о нем, так
сердце его взыграет, аки солнышко на светлое Христово воскресенье.
Подснежников.
Выслушайте, по крайней мере, что я вам скажу. Будьте сострадательны, у вас, говорят, доброе
сердце… С того времени, как я вас увидел, я не имею спокойного дня, спокойной ночи; свет мне опостылел… Неужли вы захотите, чтоб я бросился в реку или застрелился?
Можно судить, с каким нетерпением ехала девица Рабе в Гельмет ныне, когда ей было столько нового рассказать и
выслушать; язык их был только для них понятен, ибо это был язык
сердца.
Еще гимназисткой она и в губернском городе, и у себя, в уездном,
выслушивала признания и предложения"руки и
сердца".
Это все опять ему ненадлежаще вспомнилось, когда он с изящною ночною лампочкой в руке проходил по мягкому ковру той комнаты, где стоял Пик, держась рукою за
сердце и
выслушивая из собственных уст жены сознание в ее поступке и в ее чертовской опытности и органической любви к обману.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица», думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к
сердцу при этой мысли. — «Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет,
выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
«Государь ты мой, красно солнышко,
Иль убей меня или
выслушай!
Твои речи — будто острый нож;
От них
сердце разрывается.
Не боюся смерти лютыя,
Не боюся я людской молвы,
А боюсь твоей немилости...